Перстень Люцифера - Страница 25

— Понятно,— кивнул Яровой и, достав из кармана пиджака фотографии Ковильяна-Корзухина, аккуратно разложил их на столике.

— Из особняка Юсуповых, что ли? — заинтересовался «шкелет».

— Нет, не из особняка. У меня будет к вам маленькая просьба, Семен Петрович. Посмотрите-ка, пожалуйста, повнимательнее на этого гражданина. Знаком?

Антиквар надел очки, вгляделся в фотографии.

— Да вроде бы нет.

— А без «вроде»?

— Тоже нет.

— Странно.

— А чего странного-то?

— Видели вас с этим гражданином.

— Кто?

— Винкельман видел на Невском. А Шуров и Васильченко здесь с ним встречались, у вас на квартире.

«Шкелет» ничуть не смутился.

— Выходит, не зря вам жалованье платят, а?

— Не зря, Семен Петрович, не зря. Так припоминаете этого гражданина?

Карабашев «припомнил». По его словам, в конце семнадцатого года к нему пришла дама, приехавшая из Москвы, которая представилась ему госпожой Усатовой. Ее сопровождал некий вертлявый молодой человек (по описанию антиквара, вертлявый очень смахивал на Ваську Дубоноса, о котором Яровому рассказывал субинспектор Московского уголовного розыска Волков). Дама предложила Карабашеву фарфоровую табакерку восемнадцатого века, усыпанную бриллиантами. Вещь была стоящей, но у нее имелся весьма существенный изъян — ворованная. Табакерка числилась в списке похищенного из Зимнего дворца в ночь с 25 на 26 октября 1917 года и подлежала сдаче комиссару по защите музеев и художественных коллекций Ятманову. Так что сделка не состоялась. А через неделю у Карабашева появился с той же табакеркой и несколькими персидскими миниатюрами вот этот самый господин с фотографии. Уговаривал антиквара приобрести эти вещи. Миниатюры Карабашев у него купил, верно, хотя вначале вообще не хотел с ним иметь никаких дел, а табакерку так и не взял. Чего не было, того не было. Правда, комиссару по защите музеев о том прискорбном случае не сообщил, потому и не хотелось признаваться, что знает гражданина, запечатленного на фотографиях. Грешен. Но что с него, старика, возьмешь?

— Эх, Семен Петрович, Семен Петрович! — ласково сказал Яровой, дослушав Карабашева до конца.— И все-то вы пытаетесь великого Рубенса Васей подменить, святую истину — ложью. Ведь Вольдемара Петровича Корзухина вы давненько знаете, если память мне не изменяет, с 1906-го. Это сколько же получается? Двенадцать лет. И здесь с ним встречались, и в Париже, и в Берлине... И в картишки с ним не раз перекидывались, и в рулетку играли... Но я ни на чем не настаиваю. Не хотите об этом говорить, не надо. А вот один вопрос все-таки позвольте. Когда последний раз вы от него весточку получали?

— Никаких «весточек» я от Корзухина не получал.

Глаза антиквара глядели холодно и настороженно.

— Не могу вам поверить. Но это мы выясним через других людей. А теперь...

— Арестуете? — догадался Карабашев.

— Зачем же арестовывать? Нет, не арестуем,— заверил его Яровой и спросил: — Племянники у вас есть?

— Нет.

— Ну так с сегодняшнего дня будет.

— Кто будет? — опешил «шкелет».

— Племянник,— сказал Яровой и, так как антиквар молчал, объяснил: — Сегодня к вам, Семен Петрович, приедет погостить племянник из... ну хотя бы Калуги, что ли. Милый молодой человек, окончивший в прошлом году реальное училище. Скромный, общительный, немного наивный. Проживет он у вас на квартире, наверное, дней десять, может, немного больше. Все будет зависеть от оперативной обстановки. Хлопот особых он вам не доставит, тем более что пайком его мы, конечно, обеспечим, нахлебником не будет. Парень он не ленивый, расторопный и будет питать к вам самые теплые родственные чувства. Наведет в квартире порядок, о чем надо, позаботится, присмотрит за вами...

— Как присмотрит?

— Как положено. Ведь за пожилыми людьми глаз да глаз нужен. Далеко ли до беды! Так что будете под постоянным присмотром. Родственным...

— Как звать-то вашего?..

— Племянника? Федор Никитович Хвостов. Но для вас он, конечно, будет просто Федей.

В дверь постучали. Яровой пошел открывать и вернулся с курносым парнем в кожаной фуражке.

— Знакомься, Федя. Это дядя Семен. Целоваться не обязательно.

Глава IX

На следующий день после похищения Николая Викентьевича Родзаевского в Киеве исчезли при невыясненных обстоятельствах еще два масона, занимавших в местной ложе достаточно высокое положение.

Таким образом, всего за два дня Украинская держава гетмана Скоропадского недосчиталась трех своих подданных, причем один из них — Николай Викентьевич Родзаевский — в довершение ко всему неожиданно обзавелся харьковским кузеном, который бесцеремонно вселился в его квартиру, где чувствовал себя как дома. С легкой руки комиссара секретно-оперативной части Петроградской ЧК Ярового родственник (племянник из Калуги Федор Никитович Хвостов) объявился и у старого петроградского антиквара Семена Петровича Карабашева.

Надо сказать, что все эти странные события имели прямое или косвенное отношение к директору Эрмитажа Дмитрию Ивановичу Толстому, приехавшему с согласия Анатолия Васильевича Луначарского в отпуск для лечения в Киев, а вернее, в Кагарлык, где находилось его имение.

Но Дмитрий Иванович и не подозревал, что эти события имеют к нему какое-либо отношение. Более того, судя по всему, он ничего не знал даже о самих событиях, хотя и был знаком еще по Петрограду с Родзаевским и разделял лестное мнение о нем месье Филиппа.

И в тот день, когда Яровой познакомил опешившего Карабашева с его новоявленным племянником из Калуги, Дмитрий Иванович, как обычно, после завтрака удалился к себе в кабинет, где его дожидалась начатая в Киеве рукопись.